— Это чтобы ты помнила, кто из братьев Бартонов собирается на тебе жениться.
Войдя в конюшню, Джейн словно попала в другой мир и даже в другую эпоху. Все здесь было проще, понятнее и соизмерялось с естественным ходом природы.
В прохладном, просторном помещении сладкий запах люцерны с сеновала смешивался с запахом навоза и конского пота.
Подняв голову, Джейн увидела над собой массивные, грубо отесанные дубовые балки потолка, потемневшие от времени.
— Как здесь хорошо, — тихо, почти про себя, молвила она, медленно оглядываясь вокруг.
Стоя у двери, Рон следил за каждым ее движением и выражением лица, пытаясь угадать, понравилось ли ей место, которое сам он так любил. В эту минуту он напоминал юношу, который представлял родителям свою невесту.
Он почему-то опасался, что Джейн почувствует себя здесь так же неловко, как он в ее доме. Да и одета она, скорее, для светской гостиной, а не для конюшни — модные брючки, белая шелковая блузка, золотые сережки в ушках и золотая цепь на шее. Ничего, что хотя бы намекало на привычное женское кокетство, и все же…
— Знаешь, это совсем не похоже на ту конюшню, где я держала свою Ласку.
— Ласку?
Как давно он был близок с женщиной? Рон пытался вспомнить это. Сколько лет он живет монахом, убеждая себя в том, что это именно то, что ему нужно?
— Ласка — арабская кобыла. Отец купил ее мне в подарок за успешную учебу, а потом заставил продать. — Джейн вздохнула. — Все здесь напомнило мне о ней.
Она встала почти рядом, словно проверяла, сдержит ли Рон свое обещание не спешить и быть последовательным. Аромат ее духов, близость нежных губ были поистине жестоким испытанием, но Рон владел собой.
— А мне это место напоминает о чертовски тяжелом труде.
— Который тебе больше не нравится? — не удержавшись, спросила она. — Или ты просто убеждаешь себя в этом, поскольку не можешь к нему вернуться?
Рон застыл.
— Я и сейчас могу здесь работать, если захочу, — сказал он, чеканя слова. — Только не так споро и быстро, как прежде.
— Ты недоволен, что я завела этот разговор?
Лицо его стало каменным. За внешней непроницаемостью он спрятал чувства, о которых Джейн догадывалась.
— Разве ты мог предположить, что когда-нибудь будешь сердиться только из-за того, что для меня не существует тех препятствий, которые мешают тебе? — Она положила руки ему на плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. — Рон, скажи, как я должна относиться к тому, что ты считаешь себя «ограниченно годным»? Кажется, теперь это так называется?
Джейн явно пыталась помочь Рону забыть об увечье, но говорила она об этом с той прямотой, которой он от женщины совсем не ожидал. Да и вообще от кого-либо, если уж на то пошло. Сам не слишком чуткий, Рон, однако, ценил чуткость в других. А Джейн этого качества не занимать.
Лежа в больнице, беспомощный, как ребенок, он понял, как часто чуткость бывает вызвана жалостью, способной больно задеть достоинства человека. Поэтому он предпочитал, чтобы Джейн бранилась.
— Я не хочу, чтобы ты вообще касалась этой темы, — оборвал Рон.
— Напрасно, мы оба знаем, что от нее не уйти. Помню, кто-то сказал: хотя наука может все, едва ли следует ожидать, будто однажды какой-нибудь гений сделает открытие, которое поможет потерянной руке отрасти. Если мы не будем честны и откровенны друг с другом в отношении такой, в сущности, небольшой проблемы, как твоя, сможем ли мы преодолеть другие, возможно, куда более серьезные трудности, когда поженимся?
С этими словами Джейн повернулась и быстро отошла к стойлам. Лошади, словно малыши в детском саду, с интересом повернули головы в сторону гостьи.
— О, какая красавица! — негромко произнесла Джейн, останавливаясь перед годовалой кобылкой.
Рон, поборов раздражение, решил ничего не отвечать. Так будет лучше. Разговаривая с Джейн, подумал он, рискуешь как никогда. Она будто вызывает на это.
— Фарра, гордость и радость моей племянницы Лиз.
Кобыла насторожила уши и тихонько заржала.
— Привет, леди, — промолвил Рон, потирая ее нос костяшками пальцев.
— Она любит тебя, — заметила Джейн, с любопытством бросая на Рона быстрый взгляд.
— Я помогал Джеймсу при ее рождении. Мы…
— Если ты скажешь, что она обязана тебе этим, я… — воскликнула весело Джейн, и глаза ее озорно заблестели.
В полутьме конюшни они казались скорее янтарными, чем зелеными, и ему захотелось тут же бросить эту женщину на свежее сено, целовать, ласкать медленно и жадно… Но он неосторожно произнес имя брата, а тот уже был тут как тут. Высунув голову из кладовки, где хранилась сбруя, он, широко улыбаясь, помахал Рону.
— Это ты, Рон? Узнал твой голос… — Джеймс тут же осекся, увидев Джейн. — Ты не говорил, что у нас будет гостья к обеду.
Рон сразу догадался, что его брат понравился Джейн с первого взгляда. И не мудрено. Джеймс всем нравился, особенно женщинам. Он был первым парнем в округе, пока не женился на своей школьной подруге. Теперь, овдовев, он стал для многих более желанным.
— Джейн Сандерс, — произнес Рон, взяв Джейн под руку и подводя к брату. — А это надежда и опора семейства Бартон — мой старший брат Джеймс.
Джейн смотрела на чуть постаревшую и похудевшую копию Рона. Те же темные глаза и четко очерченный волевой рот. Встретив его открытый прямой взгляд, она поняла, что за личиной простого фермера скрывается недюжинный, как и у брата, острый, пытливый ум.
— Здравствуйте, Джеймс. Очень рада познакомиться с вами.